«Я плохо думала о нем, – сказала себе Франсуаза. – Он и вправду был благородным человеком».

На борту трансатлантического лайнера, следовавшего из Шербура в Нью-Йорк, все признавали, что мадемуазель Энглерт и мадемуазель Шавень по праву делят титул самой красивой пассажирки.

Они делили также лучшую каюту с большим зеркалом. Хэзел смотрелась в него часами, с письмом Капитана в руке и неиссякаемым восторгом в глазах.

– Нарцисс! – улыбаясь, говорила ей Франсуаза.

– Вот именно, – отвечала она. – Я на глазах превращаюсь в цветок.

Нью-Йорк оказался городом, в котором хорошо жить, когда есть деньги. Подруги купили прекрасную квартиру с видом на Центральный парк.

Много всего произошло с каждой из них, но всегда они были неразлучны.

От автора

У этого романа два конца. Изначально это не входило в мои намерения. Со мной произошло нечто для меня новое: когда был готов первый, счастливый конец, я вдруг почувствовала, что необходимо сочинить другую развязку. Я так и сделала, после чего не смогла выбрать между двумя финалами, настолько оба они напрашивались сами собой и отвечали железной, хоть и непостижимой логике характеров.

Поэтому я решила оставить оба. Хочу только уточнить, что ни в коем случае не следует усматривать в этом влияние интерактивных миров: мне они совершенно чужды, хотя и информатика, да и другие сферы жизни находятся в их власти.

Другая развязка начинается с того момента, когда беглянка Франсуаза уже стоит на пороге комнаты Хэзел и собирается открыть ей правду.

Она уже готова была войти к Хэзел, как вдруг чьи-то железные руки опустились на ее плечи, – это были охранники, по-прежнему невозмутимые и безмолвные. Ее потащили в комнату Лонкура.

Франсуаза так разозлилась, потерпев неудачу у самой цели, что даже не испугалась.

– Снова, мадемуазель, я восхищаюсь равно вашим умом и вашей глупостью. Я восхищен тем, какие чудеса изобретательности вы проявили, устраивая побег. Но слыхано ли, чтобы подобное присутствие духа служило столь нелепой затее? Что же вы собирались сказать моей питомице?

– Вы сами прекрасно знаете.

– Я хочу услышать это от вас.

– Правду: что она красива, так ослепительно-красива, что от ее красоты любой может лишиться рассудка.

– Или любая.

– Или стать преступником. Я расскажу ей все: про ваш подлый обман, про Адель, которая была вашей прежней пленницей.

– Прекрасно. А дальше?

– Дальше? Все. Этого хватит.

– Хватит для чего?

– Чтобы она смогла наконец жить. Мне бы еще хотелось, чтобы она убила вас, но не поручусь, что она на это способна. Я-то смогла бы, но это не мое дело.

– Скорее уж ваше, чем ее.

– Почему вы так говорите?

– Потому что я ваш соперник. Если кто-то здесь ненавидит меня, так это вы, а не она.

– Ничего, это секундное дело. Дайте мне сказать ей правду – и посмотрите, как она возненавидит вас лютой ненавистью.

– Не исключено. Однако маловероятно, что она меня покинет.

– Ей помешают ваши люди?

– Нет. Вернуться в мир после стольких лет – безумие, которого она не совершит.

– Она провела в заточении всего пять лет. Она еще молода и сумеет прийти в себя, это не смертельно. Не говорите о ней как о Робинзоне Крузо.

– Я говорю о ней как об Эвридике. Пять лет Хэзел считает себя мертвой. Нужно чертовски много сил, чтобы воскреснуть.

– Она сможет. Я помогу ей.

– А как же я? Вы обо мне подумали?

Франсуаза расхохоталась:

– Честно говоря, нет. Мне наплевать, что будет с вами.

– Вы хотите сказать: что было бы со мной. Вы, кажется, забыли, что ваш план не удался.

– Я еще не сказала своего последнего слова.

– Прежде чем вы его скажете, я предлагаю вам подумать вот над чем: неужели вы сами не понимаете, как нелепо и бессмысленно ваше геройство? Сколько ловкости, сколько осмотрительности потребовалось мне, чтобы создать этот рай. Да, именно рай: на Мертвом Пределе у меня есть все, чего мне хочется, и это уже хорошо, а от того, что мне не нравится, я избавлен, и это еще лучше. Для себя одного я воссоздал сад Эдема; на это ушла прорва денег: покупка острова, постройка весьма необычного дома, не говоря уж о жалованье охранников. Но где же еще в наш век, сулящий гибель свободе, мог я найти пристанище моим недозволенным желаниям и спрятать мою вечную Еву от тысячи змеев, грозивших похитить ее у меня? Перестаньте же судить меня по указам морали и мерить мои заслуги Прометеевой мерой.

– Может быть, прикажете вами восхищаться?

– Люди, способные быть счастливыми, достойны восхищения. Чем пытаться разрушить их счастье, завоеванное в нелегкой борьбе, лучше отдать должное их мужеству и решимости.

– И надо полагать, следует умилиться при виде девушки в неволе?

– Если бы вы знали девушек, как знаю их я, вам было бы известно, что они обладают чувством трагического.

– Вы, кажется, забыли, что я сама была одной из них.

– Вы никогда не были девушкой-затворницей, подавленной и обожаемой. Случись такое с вами, вы бы знали, что девственницы обожают судьбоносные мизансцены.

– Странное дело, но я что-то не припомню, чтобы подобные пошлости фигурировали в моих девичьих грезах.

– В самом деле, вы ведь девушка весьма своеобразная. И позвольте мне не развивать эту тему.

– Развивайте сколько хотите. Все равно моя возьмет.

– Посмотрим. Но прежде подумайте. Уверяю вас, тут есть над чем подумать.

Охранники отвели Франсуазу обратно в пурпурную комнату. Они унесли книги, использованные ею для побега, и даже на всякий случай стол. Дверь заперли на замок.

Оставшись одна, узница невольно вняла совету Капитана: она задумалась. Крепко задумалась.

После обеда, когда медсестра вошла в комнату девушки, у той было страдальческое выражение лица.

– Это что за вид в день рождения? И все же я вас поздравляю!

– Как я могу радоваться, да и чему? Тому, что заперта здесь в четырех стенах до конца своих дней? Что дрожу, ожидая, когда Капитан залезет ко мне в постель?

– Не думайте об этом.

– Как я могу думать о чем-то другом? Хуже всего, что этой ночью я видела дивный сон, но он, увы, оборвался: ангел света влетел ко мне в комнату и говорил мне пленительные речи. Их небесная музыка избавляла меня от мук. Он уже готов был открыть мне большую чудодейственную тайну, как вдруг от легкого шороха за дверью я проснулась. Все было тихо, и я опять уснула в надежде нагнать улетающий сон. Но я так его больше и не увидела. Сама не понимаю, почему я пришла в такое отчаяние из-за какого-то сна. Не могу описать, как прекрасен был этот бесполый ангел, какое пламя мгновенно вспыхнуло в нас обоих, как кружили мне голову его сладостный голос и его спасительные речи! И никогда больше я не увижу его и не услышу. Как жестоки сновидения: чтобы заставить нас страдать, нам сначала дают взглянуть на чудо, а потом его отнимают!

Франсуаза не знала, что сказать.

– Позавчера, – продолжала девушка, – вы предлагали мне прогуляться, а я упиралась. Так вот, сегодня я согласна. Увидеть во сне херувима, зная, что вечером заявится Капитан… Мне нужно отвлечься. И бог с ними, с моими страхами.

– Идемте прямо сейчас, – обрадовалась медсестра, не давая Хэзел времени передумать.

Она взяла ее за руку и увлекла прочь из дому. Охранники растерялись и ничего не успели предпринять. Было условлено, что девушка не знает о своем положении узницы, так что открыто воспрепятствовать ее прогулке они не могли.

Вне себя от радости, Франсуаза воскликнула:

– Наконец-то мы одни! Наконец-то свободны!

– Свободны от чего? – удивилась девушка и пожала плечами.